Наш герой усмехнулся про себя: интересно, сколько сэкономил выдающийся художник на налогах?

          — О чем задумались? О том, как украсть мою любимую? — Антон вздрогнул, так резко повысил голос Масимо Асканти. — Смотрите, молодой человек, это будет нелегко!

          Антон слышал об исключительной эмоциональности людей искусства, об их ревнивых натурах и о перепадах настроения. И, зная себя, мог признаться, что и он обладал фантазией. Но не до такой же степени.

          — Вы мне осточертели! Ваше воображение так разыгралось,что... делаете из мухи слона! Поймите же, наконец, маэстро, что я пришел не ради горячо любимой вами прислуги, а чтобы показать свои эскизы и просить об уроках рисования! Я знаю, что вы редко их даете. Но, надеюсь, согласитесь со мной заниматься?

          — Это очередная шуточка, господин президент компании? — вне себя от волнения еле смог произнести мистер Асканти.

          — Неужели вы считаете это шуткой? — Антон поспешил расставить часть своих эскизов.

          Маэстро обожал живопись, и когда его опытный глаз обнаружил нечто интересное, он поторопился скомандовать:

          — Оставь нас одних, Тереза!

          — А ужин? Я приготовила твой любимый медальон с грибами.

          Итальянец облизал губы,но изо всех сил постарался отодвинуть мысли об этом блюде хотя бы на час.

          — Даже он может подождать. Моя пища здесь! — он с восторгом показал на эскизы.

          Уроки дон Асканти давал редко. Но в молодости он занимался этим довольно часто. Тогда у него еще не было имени и, соответственно, не так часто ему заказывали картины. А сейчас ему не хватало времени преподавать, хотя, видимо, и нравилось это делать. У маэстро было желание общаться со своими учениками, воспринимать взгляды, мировоззрение молодого поколения. Он никогда не любил навязывать свое мнение, находя, что это абсолютно неправильный подход. Считал, что лучше всего—когда ученик сам делает выводы, после того как осмыслит свой опыт. Этот неоконсерватизм и многогранность ума делали его исключительно приятным собеседником. Во время преподавания дон Асканти искренне делился своими собственными мыслями о творчестве и о мире вообще.

          Из-за того что он был очень востребованным художником, к нему уже в течение многих лет молодые люди на уроки рисования приходили довольно редко. И сейчас, когда появился какой-то начинающий,глаза итальянца засверкали от любопытства. Он стал рассматривать эскизы с таким трепетом, что напоминал заинтригованного мальчика, безудержно радующегося новым игрушкам.

          — M-да… м-да… м-да…— глядя на эскизы, говорил он вслух. — Здесь не хватает насыщенности цвета, — произнес маэстро как будто про себя, оценивая одно из творений Антона. — Здесь слишком много разных форм, и это делает эскиз непонятным. Где, вы говорили, учились изобразительному искусству?

          — Я... я самоучка. Я учусь последний год в Питерском экономическом институте.

          «Надо же! Тогда возвращайтесь к вашей экономике, и так достаточно шума наделали», —дон Асканти уже собирался это сказать, но взглянул в глаза юноше и понял, насколько тому нелегко. За задиристой, слегка грубоватой маской маэстро скрывал чувствительность и тонкую натуру.