Зимовать мне предстояло в одиночестве на царской даче моего друга. Царской он её называл потому, что дом был просторный, и летом в любую жару в нём было прохладно, а зимой даже в лютые морозы и завирухи - уютно и тепло.

                                        Длинная саманная хата под красной черепицей с низкими потолками и небольшими полукруглыми окнами на все четыре стороны света стояла на пологом склоне. Очень похожая на длинный морской танкер, взбирающийся на покатую волну мертвой зыби, хата будто плыла к широкому шоссе.
         
               Её тёмные оконца глядели на людей доверчиво и в то же время с нескрываемой грустью.
         
               Да, некогда здесь было шумно и весело. Летом наезжали внуки и, пронзительно галдя, обседали древние шелковицы и низкорослые вишни. Звонкие голоса ребят летели далеко за околицу. А теперь село Грушевка будто вымерло. Только один дом на въезде по вечерам зажигает жёлтые огни окон. Там живёт сторож с женой и двумя взрослыми сыновьями. Зимой они охраняют несколько ближних домов, выкупленных горожанами под дачи. С наступлением холодов дачи запираются до весны, и воцаряются тишина и уныние. Редкая машина прошуршит по пустынному шоссе и опять пугающее безмолвие.
         
               Ныне осень пришла как-то сразу. Холод в одну ночь убил тепло бабьего лета, и раздел все деревья, кусты и огромный платан во дворе. Пышный наряд его теперь лежал на холодной земле. Лишь один бледный листик отчаянно трепыхался на самой верхней лозине.
         
               Цветистый убор бабьего лета сменил серый полусумрак осени. Небо опустилось до самой крыши и усердно поливало землю бесконечным моросящим дождем. Земля настыла, промокла, раскисла. Даже взрослое дерево теперь открыто плакало по недавнему теплу ясных дней. Оно роняло крупные прозрачные капли на ворох мокрых листьев под ним, горестно раскачивало голыми ветвями, и тягучим гулом жаловалось приземистому дому на непогоду.
                                          Полумрак теплой комнаты, жалобы платана, подвывание ветра, убаюкивали, клонили ко сну. Взгляд безучастно блуждал по округе.  На дальнем лугу в сизой дымке скучал сиротливый стог сена. Напротив окна мокла пустующая собачья конура. Она страшила своим чёрным квадратом входа, который постоянно попадался на глаза. Только листва под платаном ещё радовала взгляд своим жёлтым блеском.  Неожиданно листья зашевелилась.