От
автора
Я приехала в Наровчат подводить итоги
своей жизни. Приехала впервые. Сойдя с автобуса, сделала пару десятков шагов
вдоль аллеи «Городского сада» с храмом
Покрова напротив, и низко поклонилась этой земле своих предков.
Родилась я в Москве недалеко от Садового
кольца в то время, когда залечивая раны, нанесённые фашистской Германией,
советский народ уже на протяжении восьми лет с энтузиазмом строил мирное
будущее.
Маленькая 11-ти метровая комнатка,
похожая на трамвайный вагон, отделённая от такой же соседской в 7-ми комнатной
коммуналке досталась моим молодым родителям с полной обстановкой, книгами,
старыми фотографиями и бытовыми мелочами от родителей отца. Почти всё это
«богатство» в начале 1930-х годов было перевезено семьёй с Наровчата, откуда
дедушку, комиссара на местном телеграфе, перевели на работу в Московский
комиссариат путей сообщения.
Поэтому росла я в историческом центре, в
бывшем флигеле не существовавшей уже дворянской усадьбы, между Елоховским
собором и великолепным особняком промышленника
Н. Д. Стахеева, где сейчас снимают самую мистическую телепередачу «Битва
экстрасенсов». Росла в окружении коробочек из-под монпансье товарищества «И. А.
Абрикосов и сыновья»[1];
открыток с изображением смеющихся мордовок художника Федота Сычкова и зимней
природы Константина Вещилова; с книгами Пушкина, Куприна, Салтыкова-Щедрина, Н.
Степного, Новикова – Прибоя, научных работ В. М. Терёхина, написанных
дореволюционным шрифтом в пёстрых переплётах. В память о первом пензенском
археологе, на письменном столе с резными дубовыми ножками стоял его портрет.
Была и
небольшая коллекция древних монет, медалей и украшений из наровчатских
раскопов, которые я часто перебирала и рассматривала. Ромбовидные
восточные украшения были какими-то
тёмными, с висящими на коротких цепочках не выразительными камушками. Сравнивая
их с маминой яркой дешёвой бижутерией, они мне совсем не нравились. Монетки
были и маленькие медные с непонятными кружочками и чёрточками, как говорил
папа, с арабскими иероглифами, были и серебряные
побольше, со всевозможными вензелями, орлами и портретами; дирхемы, копейки, полушки, рубли…
Память
сохранила раздвинутый от стены до стены дубовый стол, накрытый белой
скатертью, и плотно сидящих за ним
гостей. Во главе стола сидит дедушка. Гости громко разговаривают между собой,
смеются, поют песни. Но стоит заговорить дедушке, как все замолкают,
внимательно слушая его рассказ о молодых годах. Детское внимание лишь фиксирует
эмоции, выхватывает отдельные фразы, часто повторяющиеся фамилии: Финогеев,
Терёхин, Малышев, Афиногенов, Ерофеев, Пель, Арапов…Лишь теперь, долго работая
с архивами и увязывая друг с другом всплывающие из глубин сознания слова деда,
я стала понимать их смысл.
«Эх, тебе бы книгу написать…» - помню, говорили
присутствующие. Дедушка тогда не успел.
Но
теперь написала я.