Молдавский климат вреден мне
и липкий воздух Кишинева,
и запашок войны в вине,
и кровь под каждой буквой слова...
Я для Молдавии чужой
и только снится мне ночами
там, за кладбищенской межой,
один приют отцу и маме,
и мрамора черней слеза,
не высыхающая годы,
и сонный аэровокзал
среди таможенной природы,
и воскресающий с утра
дух очистных сооружений,
и кишинёвская жара
с дымком разбойничьих сражений,
и недреманный курс рубля,
спросонья толерантный к лею,
петлей последнего нуля
багажно затянувший шею...
Там легче пальцы обломать,
чем сосчитать по этим пальцам
друзей, которых понимать
дано таким, как я, скитальцам.
Я часто прошлое ловил
в листве знакомого платана
и ветер песнями кормил,
летая с ним по разным странам.
Он понимает мой язык –
мы с ним одной породы птицы;
нам крылья жмут всего лишь миг
на спецконтроле у границы…
Но ветер Севера мощней
и мы по-братски любим драться –
то он заломит крылья мне,
то сам готов от боли сдаться.
И не дай боже кто разнять
захочет нас неосторожно –
он будет вынужден понять,
что нас разнять лишь пулей можно.
Пока три солнца греют нас,
шаманствуя на небосводе,
до нас молдавский перепляс
в нацистском стиле не доходит.
А лето за окном кипит
или желтеет старый тополь –
нам все равно не климатит...
Ну там – под этой... Под Европой.
И там, где мраморный бандит
поближе к храму каменеет,
мне никогда не климатит
понять, что Бог в виду имеет
под тем, что лучшие места
на „Дойне”... рвением печальным
забить сумела блатата
в пылу весьма монументальном...
Мне места нет в стране такой
ни на земле, ни под землёю,
а здесь и ветер под рукой,
и откровенней Бог со мною,
и здесь не вечен Черкизон,
и уважение Кобзона
к особо честным жертвам зон
смешнее статуса музона,
которым Макаревич гнёт
непрогибаемую спину,
когда под музыку жуёт
свою гнусавую мякину…
Всех примет русская земля
и даже тем, кто матом крыли
её, живя вблизи кремля,
она подарит по могиле,
и я уверен, что в Аду,
в который всем пути открыты,
я никогда не попаду
в котёл для золотой элиты…
... - „Дойна” - кладбище на окраине Кишинёва, где рядом с могилами священников, в нескольких метрах от храмовых ворот, вечно похрапывает прах бандита по кличке Зелёный… Замечу, что в Болгарии не так давно найдена гробница тракийского царя (3-4ый век д. н. эры), в которой была обнаружена скульптура царя, выполненная с такой же филигранно-документальной точностью, что и монумент Зелёному, которому не хватило только глаз из драгоценных камней, чтобы ни в чём не уступить тракийскому царю...
Нельзя не сказать о комичности композиции: Зелёный в куцеватом костюмчике-двойке высится метра на три-четыре над гробом чёрного мрамора, на котором возлежит в рыданиях некая дама, исполненная в белом мраморе... Получается, что вечно живой Зелёный приглядывает за тем, чтобы о нём исправно скорбела исполненная изящества эпохи возрождения ангелоподобная почти нимфа...
Понятно, что исполинские размеры могильного памятника бандюку свидетельствуют о его бессмертном авторитете, так же назидательно выделяющемся и шарообразным пузиком „героя молдавского времени”. .
Но есть в Кишинёве и другой бандит, увековеченный на коне из каменного мяса, и сам весьма мясистый и грозный... Это, конечно же, Гришка Котовский – „Робин Гуд ” бандитско-коммунистической эпохи...
При всем при этом, кладбищенские коммерсанты мне крайне не рекомендовали слишком выделять на памятнике отцу то, что он был ветераном Великой Отечественной войны – сломать, дескать, могут памятник молдавские националисты...
[© Copyright: Николай Носенко, 2010
Свидетельство о публикации №110061004260]
[© 23. 02. 2018 Николай Носенко
Свидетельство о публикации: izba-2018-2207267]