ЛАПОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В ЧУЛАНЕ.
…По привычке я чуткими вибриссами сканировал окружающее пространство, полностью растворившись в оттенках коричневого и примеси рыжего. От этого люди обычно теряют меня из вида и затевают суетливые, но безнадежные поиски. И тогда, отчаявшись обнаружить ввиду своих недоразвитых органов чувственного восприятия, зовут, сюсюкая и коверкая мое имя. В подобных случаях я жду, пока они не перейдут к следующей стадии паники от потери меня и не начнут шуршать сухим кормом. Но, нет,… я выжидаю еще немного, пока до них не дойдет, что только почка, свежая, с кровью, мелко нарезанная и красиво поданная в личную посуду, побудит меня появиться во плоти. Только почка, только хардкор. Но даже и с этой элементарщиной у них тоже иногда приключается конфуз. К примеру, они совершенно неспособны различить тонкую грань между говяжьей и свиной почкой. Но, согласитесь, это, ведь, два противоположных состояния, два разнополюсных понятия бытия. Одно дело лениво перебирать лапами в томной позе прилегшего отдохнуть тигра, сытно порыгивая добротной коровьей почкой. Или резво пробежать по занавескам и внезапно сверзиться с них на диван, на лету имитируя угрозу пяткам не успевшим убираться с пути, после свиной бодрящей почки. Впрочем, я всегда их прощаю, понимая, насколько ограничен и тесен их убогий мир. Он преступно лишен сорока трех оттенков серого и коричневого. И насколько скучна их примитивная трехмерная Вселенная.
Меня всегда забавляли их ритуалы приготовления моего обеда. Тишенька, приговаривают они, а, вот, сейчас мы тебе такую вкусняшку дадим, иди сюда быстрее, миленький котик.
Во-первых, всех миленьких утопили в том ведре, из которого я сумел выкарабкаться. А когда выбрался, вся милота осталась в братско-сестринском захоронении на дне. Я, еще не открыв глаза и пуская пузыри, уже понял, что за жизнь надо царапаться, даже если еще не отросли когти. Это реальная жизнь, малята. Но им, ладно, простительно, они и не подозревают, через что мне пришлось пройти, потеряв в первые часы жизни всех своих родственников. Мамашу свою я так и не увидел, только лишь пару раз довелось ощутить тепло ее живота, пока искал на нем сиську. Когда у меня открылись глаза, я уже с неделю питался магазинным суррогатным молоком. Про папашу я вообще узнал уже в подростковом возрасте.
Знаю о нем чисто по факту своего рождения, и, подозреваю, что он был рыжим удачливым сукином котом, раз сумел зачать меня. Многим, дожившим до половой зрелости, так и не удается прикусить кошечку за загривок, сгинув в боях за свою самость. Так что, хотя моя родословная и затерялась в перипетиях прошлого, но гены достались что надо, раз родился, выжил, да еще и рыжий.
Во-вторых, опять-таки, в силу своей ущербности, они не подозревают, что, едва открыв холодильник или упаковку невкусного сухого вискаса, уже расплескали запахи по всех квартире. А если открыта форточка, то на улице и клан уличных уже знает, что мне предлагают отведать.