Всю жизнь я к женщинам питаю
     мужской, здоровый интерес,
     но хохочу, когда читаю
     стихи норильских поэтесс…
     Пример: немолодая дама,

     рифмуя всякие слова,

     в конце концов, сказала прямо:
     – Люби меня, пока жива.
     Кому она сказала это?
     Кто сей призыв осуществит?. .
     Ведь не у каждого поэта
     в преклонном возрасте ... ... ... ... ... …
     Но эта дама честных правил –
     она и дохлого доймёт,
     и полюбить себя заставит,
     а в чём вся хохма – не поймёт.
     Не втолковать старушке вздорной,
     что жуткое её „пока”
     в контексте фразы смехотворной
     звучало бы не так топорно
     в редакции гробовщика…
     Да и втолковывать не стоит -
     пора ей к чёрту на семестр;
     он объяснит ей, что такое
     „любить иных – тяжёлый крест”,
     а я продолжу веселиться,
     покуда от „Гнездовья вьюг”
     другая не смоталась „птица”
     в погоду лётную на Юг.
     Она, напротив, молодая –
     булавкой грудь не проколоть!
     С ней спит поэт, во сне бодая
     её цементнейшую плоть…
     Ну „что ещё сказать об этом”,
     когда скульптурная сама,
     всем сообщив, что спит с поэтом,
     не демонстрирует ума?
     Но, может быть, сосредоточив
     свой ум в интимнейшем из мест,

     она отнять все лавры хочет

     у престарелых поэтесс?
     Тогда зачем ума палата
     норильских поэтесс красе? –
     лишь стоит сдёрнуть ткань халата
     и ей зарукоплещут все…
     Ан-нет – она хватает лиру;
     обрыдло ей весло держать –
     она так хочет полежать
     с нахалом или стать кумиром
     толпы, что страшно возражать…
     Что делать? – пусть уж вёсла сушит,
     про штору пишет, про бокал,
     газет макулатуря душу,
     и ждёт читательских похвал,
     а я читатель (это точно)
     и случая не упущу –
     норильских поэтесс построчно
     плодами их же угощу.
     Извольте, милые, откушать,
     поскольку в кущах райских тем
     я околачиваю груши,
     но сам червивого не ем...

     P. S.
     Давно шершавым языком забора
     в сад местной лирики мне отрубили путь,
     но ради смеха можно и, Трезора
     ногою пнув, забор перемахнуть,
     а если я случайно грохнусь наземь
     и вдруг трагикомически помру,
     так лишь от хохота, разглядывая вязи
     завзятых „гениев», изрезавших кору…
     Нет на Беляеву в Норильске карантина,
     вот и журчат её стишки легко -
     ей что Пегас, что дойная скотина…
     Да ведь не всё, что льётся – молоко…
     Не объяснишь ей; зла как гильотина
     и не врубается ни в тыкву, ни в древко –

     лишь рвёт, как шавка, буквы псевдонима,

     из Коли Но варганя Нолю Ко,
     и прочие фиговые поэты
     готовы мне из фиг вязать носки…
     Грех не платить им этой же монетой,
     не вынимая из пальто руки…

     Я их люблю, но странною любовью;
     они мне даже больше, чем родня –
     всегда из пальца высосанной кровью
     они готовы капнуть на меня,
     а тут уж чувству дружеского локтя
     перечить глупо – шея-то одна,
     а локоть – не настолько добрый доктор,
     чтоб пациентов помнить имена…
     Роняя гомерические слёзы,
     начальственным внимая голосам,
     я должен из любви к метаморфозам
     задать себе вопрос суровый сам:
     как тёплый воск и мягок, и податлив,
     и весь в родимых пятнах этих лиц –
     не блудный сын ли я, не сват ли я, не брат ли
     парнасских дядечек, старушек и девиц?! –
     чтоб нет, так да, но родственничков много
     пасётся за бариевским бугром
     и смесь не всякую бульдога с носорогом
     успел я клюнуть золотым пером…
     Наверное, уже и не успею;
     едва ли я минуту проживу –
     от смеха голову пером случайно сбрею
     и превращусь из Коли Но в траву…
     Вот только бес опять успел вцепиться

     в моё ребро и я хочу успеть

     ещё одну застенчивую жрицу
     любовной лирики в пародии воспеть…

     – В любви с тобой дошли мы до упора, –
     она прочла, и я под стул полез;
     она это серьёзно! – вот умора –
     с ней близок был технический прогресс! –
     совсем мозги заштамповал девице,
     болт из струбцины вывинтил ключом,
     упор ослабил, обещал жениться,
     но не женился… Вот ведь горе в чём!
     Ну всё! – совсем от смеха умираю,
     но верую, что я умру не весь,
     поскольку миру щедро оставляю
     бессмертную на смерть поэта песнь.
     И пусть не весь, но даже и частично

     всем, кто без слёз прочтет мои стихи,
     я и посмертно благодарен лично
     за ха-ха-ха, гы-гы и хи-хи-хи…

     Прощайте все, кто не подумав пишет.
     Я мёртв – теперь для вас и горя нет,
     так что сорвите ваши съехавшие крыши
     и помашите ими мне вослед…

     (А тем, кто сразу юмора не понял,
     оставлю я ещё одно P. S. :
     чем чаще дураки меня хоронят,
     тем больше поводов к тому, чтоб я воскрес. )

    2010 г.