Ласковое февральское солнце заглянуло в окна старого крестьянского дома. Чистые, широкие, половицы блестели, отражая свет, падающий в комнату сквозь прямоугольники окон, жирными, плотными столбами. Солнечный свет преломлялся на маленьких пылинках и ворсинках, которые, во взвешенном состоянии, плавали в утренних лучах, в полутемной комнате.
Дом был прочно сложен вручную, из толстых обработанных бревен, проложенных паклей, с растрескавшимися от времени, широкими трещинами, стволами. Гладко обработанные плотницким топором, струганные бревна служили стенами. Нагретые, они отдавали тепло внутрь, и, казалось, дышали. От ощущения этого живого, домашнего тепла всегда становилось как-то очень уютно и спокойно на душе.
Павлик любил гостить у бабушки. Родители приводили его в пятницу, на выходные с ночевкой. Бабушка всегда стелила ему в большой комнате, на диване под образами.
В доме была, одна, большая, разделенная пополам, дощатой перегородкой, комната. Перегородка из досок, делила вдоль, ее почти пополам. Доски от времени пожелтели и стали матовыми. Кухня, была пристроена к срубу ниже по уровню. Налево от кухни, спальня тети Натальи, младшей дочери бабушки. Маленький мезонин над входом в дом, куда вела внутренняя боковая лестница, использовался как чулан. Там пылился всякий хлам и Павлика всегда тянуло туда поиграть.
По левую стену, снаружи, была пристроена остекленная летняя терраса. Летом, она стояла почти полностью скрытая листьями дикого винограда. Павлуша помнил, как ее строили, хотя тогда ему было чуть больше четырех лет.
Сам сруб дома смотрел окнами на юго-запад, так, чтобы солнечный свет целый день, с восхода до заката, падал в окна. Кухню от комнаты отделял высокий порог, на котором, было очень удобно присесть.
В большей части комнаты, считавшейся гостиной, в восточном углу, висели образа. Иисус Христос, Богородица, Серафим Саровский и св. Пантелеймон. Полумрак комнаты почти полностью скрывал их от глаз. Лики освещала маленькая лампадка, огонек которой, едва теплился, отражаясь легким мерцанием на серебре окладов. И это неровное, почти неподвижное, мерцание делало выражение их глаз живыми, настолько, что вечером Павлуша немного даже боялся спать на диване. Ему казалось, что Иисус Христос смотрит на него, так строго, что хотелось накрыться с головой. Он накрывался и как-то сразу засыпал.