Михаил Садовский
Любимому внуку Илюше
ТАКИЕ ГОДЫ
В начале начал все прошли
через это или похожее. Детство было у каждого. И даже «в детстве у меня не было
детства…» — вдумайтесь — совершенно точно указывает, отчего и откуда родилась
фраза.
Просто от некоторых
детство ушло слишком рано, у некоторых растянулось чуть не на всю жизнь… но оно
было… А потому я надеюсь на людей — мы же все однокашники, мы все оттуда, из
детства. И я приглашаю вернуться в него с радостью, грустью, сожалением,
содроганием, болью, нежностью, восторгом, опасением и многими другими
чувствами, которые, возможно, надо преодолеть. По-моему, это стоит сделать,
если даже не для услаждения и отогрева души, то для того, чтобы понять что-то
сегодняшнее — мучающее, никак не разрешающееся и не поддающееся — почему? Да
потому, что всё началось там и снова повторится в детях и внуках…
Это не пустая лёгкая
прогулка… Но, может, стоит потратить долю своих душевных сил на неё, ибо я
уверен, что отдача будет много щедрее и значительнее наших затрат…
И ещё, я прошу всех, кто
рискнёт отправиться вместе со мной по страницам этой книги, — не
отождествляйте героя повести с автором: автор не пошёл по наиболее простому (но
отнюдь не самому лёгкому) пути, не списал из памяти и наслоившихся
поздних рассказов то, что показалось ему интересным, чтобы представить на
прочтение публике, надеясь на её благосклонность.
Может быть, даже
наверняка, что-то покажется в этом повествовании неправдоподобным… В таком
случае я попрошу вас попробовать перенестись в то время, далёкое, но достаточно
известное по другим книгам, фильмам, картинам, и посмотреть на события взглядом
тех лет. Во всяком случае, вне зависимости от оценки читателем моего труда,
могу заверить любого, что в книге нет ни звука неправды.
ГЛАВА I. СУДЬБА
Осень еще не потеряла
своей привлекательности. Утренний холод сковывал остатки вчерашнего дождя.
Пижма, высохшая и закоченевшая, ярко желтела вдоль пустыря и, если растереть её
между ладоней, пахла высохшим и несобранным сеном и знойной пылью.
Пустырь был длинным,
кочковатым по краям, а в центре — гладко вытоптанным и жёлто-песчаным. Если бы
проверить каким-нибудь инструментом эту утоптанную поверхность, сразу стало бы
ясно, что соблюдён правильный овал. Может быть, даже его сначала
начертили на земле, а потом уже специально вытоптали и посыпали песком. А
может, на самом деле всё было не так.
Через забор дровяного
склада, который тянулся вдоль одной стороны пустыря, кто-то перекинул с добрую
телегу жердей — наверное, своровал. Ребята, в свою очередь, успели стянуть из
этой кучи четыре ствола потолще и покороче, вкопали их попарно с двух сторон —
так получилось футбольное поле. С одной стороны — забор, с другой — тропинка в
школу, которая виднелась в полукилометре на краю лежащего за ней оврага. По
этой тропинке непрерывно прибывали игроки, как шедшие на урок, так и отбывшие
смену. Смен было три — классов не хватало, и потому поле никогда не пустовало.
Вот и вытоптался такой замечательно ровный эллипс, а заодно стало ясно, что
стоит их посёлок на чистом песке.
Забор нисколько не мешал
игрокам и не был опасен, потому что мяча никто ещё не пробовал ногой. Играли
банками из-под тушёнки или «Кильки в томате», а поскольку банки были совершенно
пусты, то игроки не очень горевали, когда жестяной мячик улетал в аут через забор.
Но в такой ранний час на
пустыре никого не было, он действительно был пуст.
Венька положил
противогазную сумку с книгами и тетрадками на землю, сел на неё и прислонился
спиной к штанге. До школы оставалось ещё минут сорок, а ходьбы — десять… Он
придумывал, что убежал пораньше от назойливой тётки, что ему плохо дома, и вот
он, несчастный, сидит здесь на холоде, потому что некуда деться… Жалостная история крутилась в голове,
но, по правде, даже не трогала его. Это он будто сочинял для кого-то, и так
складно, что сам во всё верил, тем более что сгущал он совсем немного. Была и
назойливая тётка, досаждавшая своей опекой, и тесные две комнатушки, в которых
ютились три семьи — родных, но не дружных и мечтавших разъехаться, и школа,
правда, была закрыта, и не очень-то он её любил. Даже
не так.