…продолжение…
После последней встречи со старцем молодой монах всю следующую неделю был под впечатлением от разговора о церковной зависимости, который коснулся фактически самого сокровенного и святого для него - духа церковности и самих церковных таинств, которые получили совершенно неожиданную интерпретацию и объяснение из уст старца.
Одним разом старец не только принизил в глазах молодого монаха всю сакральную глубину и святость церковных таинств, но и обесценил их, сняв с них вековой покров таинственности и религиозного мистицизма, а подведя к вполне понятной, прозаичной и даже отчасти естественной потребности души в периодическом облегчении и очищении.
Этим приёмом старец не просто посягнул на самое сокровенное и неприкасаемое в душе молодого монаха, но грубо оборвал ту последнюю связь, которая оставалсь в его душе и связывала со своим прошлым в лице института киновии и традиционной церковности, которой он несколько лет неукоснительно следовал.
Объяснение старца о необходимости этого шага для любого инока, схимника и исихаста, отрекающегося от мира и выходящего из киновии в анахоретство и исихию, не особо сильно утешало и облегчало, поскольку ничего не давало взамен.
Умозрительно молодой монах понимал всю важность этого шага для любого, кто становится на путь схимы и веры совершенной по учению древних отцов, требующей полного разрыва с миром и всем коллективным, включая и массовую религиозность, которую старец считал формой религиозной привычки и даже зависмости от церкви, но принять сердцем этот факт ему было пока ещё сложно.
Нельзя сказать, что этот обрыв старцем последней связующей нити с институтом традиционной церковности прошёл для молодого монаха очень болезненно, но боли, как таковой, у него при этом не было. Вместо неё была какая-то внутренняя дыра и пустота в сердце, которую монаху необходимо было чем-то как можно скорее заполнить, поскольку она создавала на будущее некую тягостную и гнетущую неопределённость.
Молодой монах ясно понимал, что открытие старцем тайны и механизма работы церковных таинств, должно было иметь какой-то важный духовный смысл, поскольку старец ничего не делал просто так, не следуя своей математически строгой и точной системе знания, а потому это откровение должно было непременно иметь какой-то смысл.
Так рассуждал молодой монах после последнего разговора со старцем, всю неделю пребывая в состоянии некоторой тягостной опустошённости и предвкушении очередной встречи, которая по всей видимости и должна была разрешить эту проблему.
В очередную субботу выдался довольно теплый и солнечный день, договорившись с супругой, молодой монах с утра отправился в посёлок к старцу, забежав по пути в продуктовый магазин, чтобы купить что-нибудь к чаю. Дорога, как обычно, не заняла много времени, поэтому через сорок минут молодой монах уже был возле дома старца.
Тянущийся с огорода сизый дым, явно указывал на то, что хозяин был на улице и занимался какими-то делами. Зайдя во двор и пройдя за дом до самого сарая, молодой монах увидел старца в конце сада, где тот сжигал в самодельной садовой печи, изготовленной из старой жестяной бочки, садовый мусор и еловые лапки, которыми по всей видимости были на зиму укрыты садовые растения.
Недалеко от печки стоял уже знакомый молодому монаху садовый столик и скамейка. Старец был в своей привычной рабочей одежде, которая не создавала столь резкого контраста, в отличие от того академического стиля, который был у него на последней встрече в церкви. Увидев молодого монаха, старец улыбнулся и тепло поприветствовал того с традиционным тройным лобзанием.
- Рад тебя видеть, брат, - сказал старец, - как чувствовал, что ты сегодня приедешь. Ты присаживайся, не стой, а я вот остатки мусора после зимы утилизирую и превожу в золу уже третий день.
- Вижу, отче, а Марта дома ? - переспросил молодой монах.
- Нет, она в деревне, тоже наводит порядок в своём хозяйстве. Ну как твои ощущения после нашей последней встречи ? - с улыбкой переспросил старец.
- Да в общем-то всё нормально, - ответил молодой монах, присев на лавку и положив рядом пакет.
- Так уж и всё ? - с ехидцей переспросил старец, - и сердце ничто не гложит ?
- Не гложит, - спокойно ответил монах, - а что должно его глодать ? Есть какая-то тяжесть от последнего разговора, который... - на этом слове молодой монах запнулся, не зная как поточнее выразиться.
- Который лишил тебя последней церковной иллюзии и разорвал последнюю связь твоего сердца с обрядоверием, - за монаха ответил старец, - я правильно сказал ?
- Правильно, отче, только я не чувствую при этом ни боли, ни тревоги и это меня даже немного пугает.
Стерец подбросил в бочку небольшую охапку сухих веток и ответил:
- В этом нет ничего страшного, просто ты уже практически вылез из скорлупы общинного обрядоверия и почти стал иноком и анахоретом. Это не пугает тебя потому, что где-то глубоко на уровне сердца ты догадывался и знал, что вся церковная обрядовость - это маскарад и пища для душевного младенца, как религиозная игра и имитация духовного делания, которая не может удовлетворить инока и схимника.
Ты уже прошёл этот этап и теперь тебе нужна уже другая и более серьёзная духовная пища, которой является исихия и умное делание. Вот почему этот обрыв последней связи с церковностью прошёл для тебя относительно безболезненно и легко. У меня всё было не так.
Молодой монах был просто потрясён точностью определения ситуации, данной старцем, и после небольшой паузы переспросил:
- Так бывает со всеми, кто становится на путь иночества и схимы?
- Не со всеми, а только с теми, кто достигает 13-го слоя духовного ума и планирует восходить ещё выше.