@ Уилла Сиберт Кэсер 1920 @ Ольга Слободкина-von Brömssen, перевод, 2020 Уилла Сиберт Кэсер (Willa Sibert Cather (1873 - 1947) - американская писательница. Получила известность и признание за романы о жизни американского Фронтира на Великих равнинах. Кэсер выросла в Небраске и окончила университет штата Небраска. Жила и работала в Питтсбурге на протяжении десяти лет, затем в возрасте 33 лет переехала в Нью-Йорк. В 1923 году Кэсер удостоилась Пулитцеровской премии за роман "Один из нас" (1922) - о временах Первой мировой войны. В 1944 г. получила Золотую медаль Академии искусств и литературы (Academy of Arts and Letters Gold Medals). В 1988 году писательница была избрана в Национальный зал славы женщин, общественный институт наиболее значимых для страны женщин США. Рассказ "Иду, Афродита" ("Coming, Aphrodite") был впервые опубликован в 1920 году. Уилла Сиберт Кэcер Скоро: Иден Бауэр "Иду, Афродита!" I Дон Хеджер прожил четыре года на верхнем этаже старого дома с южной стороны Вашингтон-сквер, и никто никогда его не беспокоил. Он занимал большую комнату, торцом на север, куда вмонтировал окно, и теперь ему открывался вид во двор и на крыши и стены соседних домов. Такое жилье смотрелось довольно безрадостно - в него никогда не попадал прямой солнечный свет, и углы всегда оказывались затененными. В одном из них располагался платяной шкаф, пристроенный к перегородке (она отделяла его комнату от соседней), в другом - широкий диван, где можно посидеть днем и поспать ночью, а в самом дальнем от окна углу - раковина и стол с двумя газовыми конфорками, где Дон иногда готовил еду. Там же, в этом вечном сумраке, лежала и подстилка для пса и частенько - одна-две косточки, чтобы друг не скучал. Пес Хеджера, бостонский бультерьер, имел угрюмый нрав, но Хеджер объяснял это тем, что порода выводилась до тех пор, пока не начала сказываться на нервах собаки. Пса звали Цезарь III, и он брал призы на самых престижных выставках. Когда он с хозяином выходил размять ноги на Юнивёрсити-плейс или прогуляться по Вэст-стрит, Цезарь неизменно выглядел свежим и сияющим. Спутанная шерсть блестела так, будто ее натерли оливковым маслом, и сквозь нее проглядывала розовая кожа. На нем красовался строгий ошейник, купленный у лучшего шорника. А Хеджер почти всегда горбился под старым в полоску пледом-пальто; на кустистые волосы он натягивал бесформенную фетровую шляпу, а на ноги - черные ботинки (они уже успели стать серыми) или коричневые ботинки - эти превратились в черные; перчатки он надевал только в трескучий мороз. В начале мая Хеджер узнал: смежную квартиру с двумя комнатами - большой и маленькой, с видом на запад, - кто-то снял. Хотя от большой комнаты его отделяли довольно плотные двойные двери на болтах, слышимость была такая, что по большей части оставляла его на милость соседа. Эти две комнаты уже арендовала задолго до его появления профессиональная мед. сестра. Она одновременно мнила себя экспертом по антикварной мебели, посещала аукционные распродажи, покупала красное дерево и бронзу, и все это складывала здесь, где собиралась жить, выйдя на пенсию. А тем временем пересдавала эти комнаты вместе с ценной мебелью молодым людям, которые приехали в Нью-Йорк, "заниматься сочинительством и живописью", намереваясь жить скорее п`отом ума, нежели рук, и жаждали художественной среды. Когда Хеджер въехал, эти комнаты занимал молодой человек; он пробовал писать пьесы, причем, буквально до последней недели, пока мед. сестра не выставила его за неуплату. Через несколько дней после того, как драматург исчез, Хеджер услышал из-за двойных дверей приглушенные голоса - это не предвещало ничего хорошего: голос медсестры (она пыталась изобразить светскую леди, явно демонстрируя свои сокровища) и другой голос, тоже женский, но совершенной иной: молодой, свежий, беспечный, уверенный в себе. Однако в любом случае женщина здесь некстати.