Виктор Ружин
В ОТПУСК С СЕВЕРУ
В легкий весенний морозец радостная женщина, выйдя из дому, заспешила в магазин. Навстречу ей соседка:
– Клань, какие у тебя унты-то баские!
– Да, баские! Сын с Северу привез! – она приподняла подол пальто. – Вот, говорит, тебе, маманя, носи да радуйся! Ы-эх, загляденье!
У Клани сын Венька укатил на Север за большим рублем. А Клане тоска, скучно и пишет она ему письмо:
«Ты там болтаишьси на Северу, а я здесь плачу, одна сижу, как сыч».
Венька отвечает:
«Не плачь мать, пусти в дом, какого-нибудь мужика, и воркуйте, вдвоем веселее время коротать-то будет».
И только к приезду сына Кланя успела мужичонкой обзавестись. И как на постой его приспособила, и сразу стали пить вместе и спать вместе. Мужик тот по фамилии Терёшкин до приезда Веньки так и не мог себе в голову втемяшить кто он Клане, толи муж, толи собутыльник, толи квартирант. А потом бросил биться: «ещё сдвинутся, не дай бог, мозги , что голову надрывать, будь, что будет – пан или пропал».
Венька тоже не один приехал, прихватил с собой девицу, и пока мать по магазинам рыщет, он, наскучавшись по родимой баньке, первым делом решил начать свой отпуск с неё. Настигался ядрёным берёзовым веничком, густым парком прокалился, разрумянился, чуждую грязь выгнал из своего сбитого тела. И, словно новенький, свеженький, стал Венька важно со своей девицей по селу прохаживаться.
Девица колонча, на голову выше Веньки. Венька упитанный с широкой физиономией идет чинно в новеньком кожаном пальто и всем знакомым представляет её:
– Моя избранница. Прошу любить и жаловать, – и приглашает в гости. А избранница только важно глазами водит да всё молчит, да Веньку зовёт только по фамилии: «Талданов, пошли!»
Венька, чтобы покорить родное село, да придать форсу, отпустил бороду. Та борода своей густотой изумляет сельчан и глаза им выворачивает, да вкрадывает сомнение об её нужности. Встретил Венька старого знакомого выпивоху и в знак широкой души прилепил ему погоны из червонцев:
– Пей, кирюха, за моё здоровье!
«Смотри-ка, Кланькин выкормыш прикатил, отожрался на северных харчах, морда кирпича просит! Дурак! Сорит деньгами!» – гудели сельчане.
Скоро из любопытства в дом набрались знакомые, соседи, родственники, большой стол шумно заполнялся народом. Накрывая стол, Кланя, бегая, привлекала внимание гостей на стенку, где висел портрет:
– Не правда ли, красавец какой, э-э-эх! – она указывала головой на портрет сына, саморучно намалёванный маслом Венькой, где мастер от души вольно побегал кистью по полотну, не подозревая о технике портретной живописи. Венька старался внушить вам сходство с живым оригиналом, лишь положившись на талант и желание. А с портрета всего лишь навсего,
смотрит на вас гордый лик, пышущий самодовольством.
– Ну, дак есть в кого, в мать пошёл! – поддакивали скорые на слово бабёнки.
Перед Венькой на столе была поставлена огромная чашка чищенной сырой рыбы.
– Ну, давайте по первой! – скомандовал Венька. Загремели стаканы. Венька, после пропущенного стакана, стал пожирать сырую рыбу. Видя, что народ насторожился, он, не тушуясь, стал призывать следовать его примеру. Один мужичонка, было, потянулся за рыбкой, но тут же его рука была отбита женой.
– Что вы какие-то тупые! – возмутился Венька, – Чё чванькаться-то, трескайте, да и баста, делов-то тут, в соль её макнул, да и айда.