Ему снились заводи, в которых он играл, будучи ребёнком. Запах леса, шум волн и небо, бесконечно прекрасное небо, отражающееся в их озере. Беззаботное время!. .

     Мира пробудился от заводского гудка, взмахнул хвостом и принялся за работу – еду давали только тем русалкам, которые выполняли полуденную норму. Вонючие кишки морских рыб – не бог весть какие лакомства, но заводским лишь бы брюхом кверху не всплыть. Говорят, что на жемчужном промысле кормили свежаком, но, наверное, врут – какой человек станет русалку свежей рыбой кормить!

     Их, заводских мусорщиков, было всего‑ничего. Один мальчишка‑сиротка, которого по малолетству и скудоумию на другую работу не брали, два старика: дряхлый и седой, как луна, а второй может и не так стар, зато полуслепой от плавниковой гнили; да Мира. Мира по малым годам попался в сеть и сильно покалечил плавник и жабры по одной стороне, потому для другой работы не был пригоден.

     Втроем тяжко было… Иногда нет да нет находили на дне железяку, да такую огромную – одной хватило б на дневную норму, но втроем не поднять. Возятся, пилят, а к обеду ни один не успевает, вот и сидят впроголодь. Ну или отправляют Миру, как самого проворного таскать напиленное, на одну норму набирают и делят на троих. Хотя что там делить‑то – одному мало…

     Сегодня ещё, как назло, разболелся плавник, аж тошно – видно к буре! Такому на норму не набрать… Вот бы жемчуга добывать, там бы ел досыта. Но кто ж калеку возьмет!

     Мира увидал, что у берега торчала железка, похожая на гнутый старый рельс, и Мира попробовал её достать, но та не поддавалась, больно тяжелая. Он сплавал за пилой – одному было сложно пилить, а старики с юнцом уплыли кто куда. С горем пополам отпилив подходящий кусок, русалка потащил его на заводской берег. Там, на закованной в камень набережной стоял человек с ведерком, полным потрохов.

     – Э, калечный, принес что‑то!

     Мира втащил железяку на берег, человек бросил на весы и ухмыльнулся.

     – Не, не заслужил ты обед! – хохотнул работник, хотя Мира даже из реки видел, что стрелка на весах слегка перевалила за заветную красную черту – полуденную норму.  – Но так уж и быть, я сегодня добрый!

     И с гаденькой ухмылкой он кинул русалке два рыбьих хребта с головами. По норме полагалась ещё миска требухи, но этот часто зажиливал. Старики поговаривали – ненавидел их брата, потому что дикая русалка его сестру в воду утащила, чуть не утопила.

     Мира кое‑как утолил голод и поплыл воевать с железкой, надеясь, что к вечеру работник сменится. На пристани, куда причаливал пароходик, на котором приезжали Главные Хозяева. Там стояли две дамы – в кружевах, с зонтиками. Одна, молодая, чьи рыжие локоны кокетливо торчали из‑под шляпки, вскрикнула:

     – Смотри, русалка! Русалка!

     Вторая, постарше, мать или гувернантка рыжей, скривилась и отвернулась.

     – Фи, какой уродец!

     Рыжая подобрала юбку, подскочила к берегу и нагнулась к воде.

     – Русалочка, русалочка, плыви сюда!

     Та, что постарше, недовольно поджала губы, но видимо привыкла к чудачествам юной девушки, потому не стала её останавливать. Мира, чуть не впервые увидав человеческую девушку, испугался. Но она протягивала какую‑то снедь.