Капище
Лошадь скакала всей прытью, из-под копыт мелькающих шустро высекалась земля облачками пыли, отмечая путь неистовой скакуньи во всю дорогу, так что казалось будто животное вонзилось в серую и местами бугристую ленту земли как снаряд, прошивающий собой все преграды, редуты и башни. Солнце жрало пустыню, редкие деревца иссушенно скорбели в тиши зноя. Хрипя, кобыла догоняла свою тень, тряся мордой над текущей под ней твердыней, скоком натужным вверзаясь в воздух, раздирая его плотную горячую массу волнующейся в беге грудью, осаждая тяжелым от усталости крупом ход в задние ноги, но однако, продолжая стройно и резво скакать, поджимая чуть живот и ерзая ушами по ветру. Она будто поглощала дорогу, идя от солнца прочь в пустыню, к мертвым скалам, что тоже бросали тени в желтую землю, местами в трещинах, молчаливо и гордо возвышаясь на фоне ландшафта величием триумфального покоя. И движение лошади и покой пустыни как-то странно сочетались под лазурным гнетом распаленного неба, становились чем-то неуловимо общим, заговорчески обоюдным, жизненно важным.
Она рухнула на всем скаку — будто снаряд наконец нашел сообщенную ему артиллерийским стволом цель; пыль осела, и случайному наблюдателю могло открыться неподвижное коричневое тело, повернутое набок, с ногами сваленными как деревья в одну сторону, ветви осыпались, листья давно истлели, и вершинами слегка дрожащими в разбитых копытах смотрели в горизонт, тянулись к нему, жили в нем. А с другой стороны горизонта не было: там ползла пылевая буря, застилая уже собой и небо. Поглощая мертвые горы.
Дейв очнулся. Чуть приподняв голову от свернутой подкладкой спецовки, промасленной и слегка вонючей потом, прищурено повел взором, будто ища что-то, не двигая головой, а только лишь метнув глазами туда-сюда, цепляя ими в полусумраке недостающие детали привычной обстановки. Странный сон уже отпускал; он был реален, отчего Дейву казалось сейчас что он все еще спит. Но затхлая темнота помещения сейсмической станции внутри которой он «давил на ухо» была вполне себе обыкновенна, как надлежит достаточно сумеречна, насыщенная пылью и тишиной, пылинки блуждали в своем непрерывном спокойствии в световом луче что падал от щели в корпусе: пять лет назад сюда попал метеорит, вернее, упал он чуть дальше, но обшивка станции каким-то образом лопнула в этом месте, как раз в двух метрах от лежака, который был плотно припаркован к стене. И на нем Дейв уже много лет «отъезжал» в свои сны. Много лет. Ему не хотелось думать сколько именно, но это было много. Однозначно так, потому что нет иного способа понимать, что твое добровольное заточение на планете системы Авимрадо третьего галактического кольца инферации Ипла (предусмотренный кодекс проектирования космических поселений) оказывается вполне оправдывающим поговорку «тише едешь дальше будешь», потому что вот уже... очень много лет он все так же каждое утро тридцатидвухчасовых суток просыпается, и сщурившись смотрит в полумраке в нечто осязаемое лишь предчувствием, потом волочит руку свисающую к полу до края лежака, потом кладет ее на живот, расслабленно ища в мыслях что-то что побудило бы его резко встать, вернее, сесть на постели, упереться, схватиться за край ложа, сдавить, напряженно прислушаться, учуяв нечто непредсказуемое и совершенно явно опасное... или, во всяком случае, могущее вызывать хотя бы самое незначительное волнение, стук сердца усиливается, он слушает шорохи, нюхает воздух, потому что нечто может не только издавать звук, но и пахнуть. Как пахнет нечто он не мог бы представить. Оно может пахнуть дождем и сырыми следами, которые оставляет за собой в тесной тишине и полусумраке коридоров станции.
Он поднялся, оперевшись на локти. Очень тихо. Равнина, там за стенами, спала. Иногда она не спит, а воет ветрами, несущими пылевые бури, иногда такие бури засыпают станцию основательно. Тогда он борется с этим. Он очищает пространство возле своего обиталища автоматом-компрессором, что встроен буквально в корпус станции в нескольких местах: так надо по технической инструкции Кодекса Ремиссии для планет такого типа. А компрессор также еще потребен для производства горных работ, то есть, блоки можно снять и перенастроить. Мало ли... тут столько ущелий, пещер, разломов... и везде есть признаки эмфатинола-16, вещества устойчивой группы эмзиолов, относимых к классу так называемого «звездного вещества», пусть и называемого так несколько условно, но такого, которого нет в недрах старушки Земли. Не особо важная добыча, кстати. Но при обнаружении следов минерала на планете (автоматом рекурсии, космическим следопытом) тут же активировалась программа исследований, и он, будучи еще студентом, записался на курсы технической безопасности космозонального прибавления, КТБКП, пока выговоришь заблудишь язык. Почему так называется он и не спрашивал. Только уже на станции, спустя... много лет, почему-то, вдруг, как-то задумался над этим... «прибавлением».
