Потому, Василий, я как сыну тебе говорю. Уходи с фронта! И в Петрограде вы тоже не задерживайтесь. Дом у Аничкова моста вам надо продать. И керенками за него не берите, а только николаевским золотом.

– А куда же нам ехать, Владимир Александрович?

– Вам нужно до конца сентября осесть где-нибудь в провинции. В Польшу и в Белоруссию ехать вам никак нельзя – там стоит фронт. За Уралом – будет спокойнее. Да и у нас в Пензе тоже. Знаете, какие красивые у нас места?! Повсюду среди лугов стоят берёзовые рощи, вот почти такие же, как эта, и сосновые леса там тоже есть. А речка наша Сура раза в два шире вашей Фонтанки будет. Вот когда я в отставку уйду, то обязательно туда вернусь…

И мой прадедушка сразу оставил фронт и пробрался в революционный Петроград. Там они с прабабушкой решили послушаться генерала Шильдера, как отца, и перебраться в Пензу, чтобы там с ним вместе и жить.

Свой особняк у Аничкова моста Андреевы продали быстро. Первый же купец, пришедший его посмотреть, им показался человеком порядочным, и он, действительно, заплатил им николаевским золотом…

Из Петрограда в Пензу мои прадедушка и прабабушка переехали вместе с детьми на пассажирском поезде, все в одном купе. А ящики же с самыми ценными вещами и иконами ехали вместе с ними в товарном вагоне. В сентябре 1917 года Андреевы смогли приобрести себе особняк в самом центре Пензы. Это был основательный двухэтажный купеческий дом из красного кирпича, с парадным крыльцом.

Их соседом оказался близкий друг поэта Сергея Есенина Анатолий Мариенгоф. На их улице жили и другие очень приятные творческие личности. У всех тех глубоко интеллигентных людей тогда были печатные машинки, которые время от времени ломались. Вот их-то мой прадедушка и принялся ремонтировать. И слава о нём, как о «мастере золотые руки», пошла по всему городу.

Ко времени переезда Андреевых в Пензу в их семье было четверо детей, а их пятая дочь – моя бабушка Зинаида – родилась уже в Пензе.

Василий Корнеевич и Полина Леонтьевна умели уступать друг другу, и потому между ними ссор не было… Но в Пензе моей прабабушке пришлось с одной только горничной вести весь дом, да ещё и управляться с пятью детьми. Ежедневное капризы и непослушание детей немало утомляли её. И потому она, чуть что, хватала вожжи и лупила их. При таком воспитании все они были шелковые. А мой прадедушка, очень любивший всех членов своей собственной семьи, детей всегда защищал. Всякий раз, когда жена при нём срывалась, то он просто подставлял руки свои под её вожжи. Ну, а так как она никак не могла причинить ему боль, то сразу же начинала плакать и бросалась к нему на шею.