А на собраниях большого заводского коллектива о нём не раз говорили:
– Вот он – наш пролетарский самородок!…
Во время Великой Отечественной войны, должно быть из-за заводской брони, Василия Корнеевича в армию не призвали. Из земной жизни, полной скорбей, в Вечность мой прадедушка со своею чистою душой ушёл уже после войны, в 60 лет. И, несомненно, все болезни Василия Корнеевича послужили ему ко спасению. Ведь говорят же святые, что если видно, что человек способен вынести тяжкую болезнь, то Бог сразу же даёт ему её.
Так как в первые десять лет в Пензе наша семья жила весьма обеспеченно, то мои прадедушка и прабабушка позволяли детям своим играть даже и с дорогими, по тем временам, фотографиями. Полы же на втором этаже их дома были рассохшиеся. Вот дети и опускали в те щели фотографии. Когда уже после войны тот пол стали перестилать, то под ним было обнаружено десять фотографий. Вот так и дошли до нас дореволюционные фотографии Василия Корнеевича и Полины Леонтьевны Андреевых.
Вдруг алтарь озарился ярким светом, в нём блеснула молния, и оттуда прозвучал голос:
– Спасибо, мой верный и преданный слуга! Россия скоро будет.
А потом оттуда прозвучал и другой голос:
– Вспомни, что я тебе сказал в 1908 году: «Ты воздвигнешь Храм на чужой земле. Он явится прообразом многих Храмов, которые будут построены на земле Русской».
После этого свет в алтаре погас.
Несомненно, что первый голос принадлежалимператору Николаю II, поблагодарившему Апостола Костанду за то, что тот не пожалел денег на строительство самого первого Храма, освящённого в честь него. И потом казначей белоэмигрантского движения, действительно, считал себя царёвым слугой. К тому же Костанда сразу же осознал, что второй голос принадлежал святому Иоанну Кронштадтскому. Ведь это именно он так и сказал, когда посетил его семью в Санкт-Петербурге 44 года назад…