Ведь мысли тоже материальны,
Что загадаешь, то пожнёшь,
И в хитро мудростях ментальных,
Есть острый меч, и острый нож.
И как говаривал Мюнхгаузен:
— «Тени себя сама за хвост»,
Из жизни серой и банальной,
Есть верный выход, и он прост.
Порхала бабочка над лугом.
Порхала бабочка над лугом,
В порывах греясь ветерка,
И был он ей заядлым другом,
Гонял и мерил облака.
И днём и ночью был он рядом,
Им на двоих дано одно,
И пел тихонько серенады,
И подливал в бокал вино.
Но лето быстро пролетело,
Луг опустел, в разгул дождя,
Она уснула, — пряча тело,
Там где шатром стоит трава.
И он берёг её всю осень,
Зимой лелеял в холода,
И снились им промежду прочим
Обоим, — летние луга.
Светом ударило.
Небо разъяснилось, солнышко радостно,
Светом нырнуло в сугроб,
И разбежалось бесчисленной радугой,
Даже задело порог.
Светом ударило, щурюсь я под руку:
«Боже, ну как хорошо!»
И наполняют строки и звуки
Душу, — восторга волной.
У храма путник помолясь.
У храма путник помолясь,
Стоял с понурой головой,
Народ со службы расходился,
А он как будто чувств лишился.
Смотрел не видя пред собой,
В глазах стояла боль и бездна,
Был он как будто сам не свой,
Литой стоял, как из железа.
Священник вышел, встал пред ним:
«Быть может, ты войдёшь в храм Божий?»
Но он стоял и слёзы лил,
Пугая видом тем прохожих.
— «Что потрясло тебя сынок?
О чём душа твоя кричит?
Бог милосерд он всё простит,
Раз он ко мне тебя привёл.
Сквозь зубы процедил мужчина:
«Всё понимаю отче, но…
Перед глазами та картина,
Что разум рвёт, как полотно».
— « Так поделись, быть может нам
Вдвоём удастся разум склеить?»
И тут-то он и рассказал,
Хотелось в чудо ему верить.
— «Всё начиналось так давно,
Наш двор был в городе из лучших,
Дружили семьями и зло
Нас обходило, но вот слушай:
Мы с этой девочкой дружили,
Ходили в школе в один класс,
Она меня сума сводила,
Красой своих бездонных глаз.
Мы подрастали, чувства крепли,
Пришёл мой возраст, я ушёл,
Как повелось у нас, — на службу,
Но вот вернулся, а что дом?
Разворовали, разгромили,
Страна, что зона, и закон,
Всё воровские эталоны,
В кормушке рылом, — полным ртом.
Разорван пополам народ,
Вещаньем лжи с газет, экранов,
Вернулся я но видно мне,
Здесь стал я случаем нежданным.
Донецк, Луганск — там гибнут дети,
А Рада, до зубов, и в бой,
И кто за всё, за то ответит?
И почему я стал чужой?
…С Надюхой встретились в бою,
Она на танке впёрлась с тыла,
…Она признала. Я стаю.
Ведь я любил. Она любила.
Под танком мина взорвалась,
Она погибла. Кровью руки
Мои, своею обожгла.
Что ж стало с нами это, люди?
Да, я солдат. Защитник я.
Но почему сейчас я должен,
Врагом считать тех, — кого знал,
И тех, кого любил безбожно?
Священник только промолчал,
Не знал наверно, что ответить,
Но солнца луч, скользнув упал,
И купала взыграли светом.
Надежда есть всегда, хоть боль
И не проходит в одночасье,
Коль есть еще такие, что
Согласны с тем: в единстве счастье.