BookBox

«Длинно и нескромно»: об отношении А. П. Чехова к творчеству Ф. М. Достоевского

Чехов – признанный мастер психологической прозы. Поэтому неудивительно, что почти все литературоведы в один голос ставят его в один ряд с корифеями этого жанра – Ф. М. Достоевским и Л. Н. Толстым. Вообще Антон Павлович обладал уникальной способностью схватывать изюминку творчества любого писателя и оригинально ее обыгрывать на собственный, чеховский, лад. Например, манера повествования в рассказе «В суде» поразительно похожа на стиль Толстого; в «Припадке» явственно угадывается гаршиновские нотки; критики даже выделяют чеховские «записки охотника», варьирующие тургеневские мотивы.
А как Антон Павлович относился к творчеству Достоевского? Исследователи творчества Чехова находят в его произведениях продолжение и развитие темы «униженных и оскорбленных». Вместе с тем они отмечают некоторую недоговоренность Чехова в оценках творчества Федора Михайловича. Немирович-Данченко вспоминал, как Антон Павлович рассчитывал получить удовольствие при прочтении «Преступления и наказания». А через некоторое время ему же признался, что этот роман не произвел на него большого впечатления.
В своих небольших сценках и коротеньких рассказах Чехов даже пародировал мотивы Достоевского. Например, он высмеял трагический жест Раскольникова в отношении Сони Мармеладовой в «Загадочной натуре». А в рассказах «Учитель словесности» и «Соседи» Антон Павлович устами своих героев позволил себе нелестные отзывы о Федоре Михайловиче.
Такого он никогда не позволял себе в отношении Гоголя, Тургенева и Толстого, которых ставил в один ряд, утверждая, что они пережили свое время. Отсутствие в этом ряду имени Достоевского весьма многозначительно: Антон Павлович считал, что уже к концу 19 века «манера» Федора Михайловича изжила себя. Он называл его стиль «странным»; осторожно утверждал, что Достоевский пишет «длинно и нескромно». Очевидно, Чехову, который придерживался принципа «краткость – сестра таланта», претила эмоциональная многословность Достоевского. И в своих произведениях он приземлял таинственность его суждений, многозначительность ситуаций, высмеивал трагический тон и роковой психологизм, пытающийся проникнуть в тайные глубины человеческого сознания. Но он делал это так тонко и изящно, что только очень вдумчивый читатель угадает скрытую иронию.