– Что-нибудь случилось? Ты что-то увидела?
– Пока ничего определенного. Просто меня беспокоит отношение
Анны к проблеме Николаса. Она не в состоянии оценить всю глубину его
самопожертвования, не говоря уже о чувстве, равного которому она в жизни больше
не встретит.
– Нэн еще очень молода. Быть может, со временем...
– К сожалению, времени у нее нет, - едва слышно проговорила
Мона, с затаенной болью наблюдая, как Ник украшает полевыми цветами темные
кудри Нэн. – Она больше не читает его, а это губительно для эмпата.
– Неужели нет способа как-то помочь Нэн, подсказать, на что
следует обратить особое внимание?
– На моих устах
печать, мой друг, но Анна – волшебница, истина рано или поздно откроется ей.
Больше ничего сказать не могу, увидимся за ужином, - Мона поднялась с кресла и
шагнула в портал.
Окна детской
были распахнуты настежь, но густой цветущий кустарник почти полностью затенял
оконные проемы, сквозь его листву удавалось пробиться только редким лучикам
солнца. Садовник Бен давно предлагал волшебнице обстричь не в меру разросшиеся
кусты, но она не соглашалась. Малыш Тайлер плохо переносил яркий свет.
Капитан Хартли сидел на краю постели и смотрел на спящего
сына.
– Давно ты здесь? – Мона невольно понизила голос, хотя
разбудить Тайлера не смог бы даже пушечный залп.
– Давненько, - Джастин улыбнулся жене, и она почувствовала
стеснение в груди.
Так происходило каждый раз, когда волшебница видела своего
Избранника, и длилось это уже двадцать пять лет. Их взаимное чувство не только
не угасло, напротив, оно обновлялось с каждым восходом солнца. Мона и Джастин
вновь и вновь переживали сладкое безумие влюбленности, оставаясь красивыми,
молодыми и энергичными. В замке Розы царила особая атмосфера, внутри которой
фактический возраст его обитателей был величиной несущественной, а для
бессмертных эльфов и вовсе лишенной смысла. Но по человеческим меркам волшебнице
было уже за сорок, и ее поздняя беременность протекала иначе, чем первые две.
Ребенок в материнской утробе вел себя слишком тихо, и чтобы
убедиться в его жизнеспособности, Моне нередко приходилось прибегать к помощи
магии. Роды растянулись на целые сутки, потому что малыш никуда не спешил, чем
едва не довел Джастина до нервного срыва. На этот раз капитан отказался
покидать спальню и прошел весь нелегкий путь рождения нового человека вместе с
женой. Они решили назвать сына Тайлером. Это была дань памяти безвременно
ушедшему Таэлю, которая в значительной степени определила судьбу новорожденного.
Малыш оказался не только волшебником, но и Пророком, чего в
магических Домах не случалось с начала времен. У волшебников никогда не
рождались Пророки. Этой генетической аномалии были подвержены только обычные
люди, и она всегда доставляла им массу неприятностей. Дети-Пророки часто гибли,
не успевая повзрослеть, да и на свет они появлялись крайне редко. Тайлер
Корвел-Хартли в момент рождения окутался изумрудным сиянием истинного
Предназначения, которого Мона уже подспудно ожидала. Малыш сделал свой первый
вдох, но не издал ни звука.