Крестами и паутинами на большинстве окон в жилых домах переплетаются ленты скотча, защищающего стекла от дробления при взрывной волне. По вечерам в окнах включается свет. Видишь, что таких окон чуть больше половины. Черные прямоугольники наталкивают на какую-то безнадегу и одиночество, и, приходя домой, ты включаешь свет во всех комнатах, зажигаешь маячки надежды для тех, кто, смотря в чужие окна, просто надеется увидеть в них свет. Темные же прямоугольники угрюмо молчат о судьбах своих хозяев. Кто-то уехал, спасаясь от войны, кто-то сам ушел ей навстречу. Многие не вернутся в родные стены. А у кого-то больше нет ни стекол, ни окон, ни стен.

     Зато оживились те, у кого ни домов, ни стен, ни человеческого облика не осталось еще задолго до войны. Люди без места жительства теперь смело спекулируют на военной теме. Попрошайничая на улицах, давно не стесняются приписывать себе чужие беды: «Был ранен в сражениях... имею раненую мать и троих детей…», а в глазах туман, такой же очевидный, как и запах алкогольного перегара. Коллеги по бордюру время от времени обмениваются информацией и снова расходятся по своим пунктам. Прохожие жалеют, жертвуют. Битый небитого везет. Ну, а кому сейчас легко. Милосерднее надо быть. Война.

     Но когда стихает канонада, ты снова пытаешься абстрагироваться и с головой погружаешься в жизнь. Дела-дела… суета, хлопоты.